Вторая книга удивительного путеводителя по великому древнему городу Бориса Михайловича Носика. Начав свое путешествие с Гревской площади, читатель пройдет по следам комиссара Мэгре и его творца Сименона, по бальзаковским местам, мимо центра Помпиду, выйдет к Лувру, саду Тюильри, прогуляется по Елисейским полям, парку Монсо, по следам Дюма-сына, Ференца Листа. Далее – по бульварам, через улицу Лафит, по парижским местам Шопена. Блошиный рынок на восточной окраине, кладбище Пер-Лашез. Вокзалы – Лионский, Северный и Сен-Лазар. Бульвар Клиши, площадь Пигаль, Монмартр, заречный квартал д'Отей и Булонский лес.

Это рассказ о разрушенной жизни и выстраданное откровение человека, который просто хочет восстановить справедливость. Вместе с автором мы погружаемся в воспоминания о его детстве, ужасаемся чудовищности концлагерей, созерцаем войну с точки зрения завербованных поневоле, наблюдаем возрождение нормальной жизни после поражения нацистов, возмущаемся несправедливостью властей. Пьер Зеель написал свои воспоминания, чтобы его услышали и ему поверили, в отличие от правительства, которое предпочитает помнить только об отдельных группах пострадавших.

Книга французских сонетов в переводах Романа Дубровкина представляет читателю знаменитых на весь мир классиков и поэтов менее известных, чьи имена нам еще только предстоит открыть. Пьер де Ронсар, Жоашен дю Белле, Агриппа д’Обиньи, Пьер Корнель, Жерар де Нерваль, Альфред де Мюссе, Теофиль Готье, Леконт де Лиль, Шарль Бодлер, Стефан Малларме, Поль Верлен, Артюр Рембо, Поль Валери впервые встречаются под одной обложкой. Широкая панорама этой прекрасной стихотворной формы за четыре века — с начала XVI до начала XX, от Возрождения и барокко до модерна. История страны, эволюция мысли, разнообразные оттенки человеческих чувств, любовь, война, размышления о скоротечности жизни и подлинно французские упражнения в изысканном остроумии сменяют друг друга.

Эта симфония по мановению дирижерской палочки легко превращала консерваторский зал то в Голгофу, то в тюремную камеру, где томится Дрейфус, то в белостокскую улочку, над которой реет белый пух погрома, то в каморку Анны Франк, то в ярмарочный балаган со скоморошьими дудочками, то в мрачные своды, под которыми происходит суд над Галилеем, то в московский магазин с тихо движущимися полупризраками женщин.

Весь консерваторский зал вставал, когда на сцену между музыкантами, стучащими смычками по пюпитрам, как-то боком начал протискиваться судорожно сжимающий собственные руки человек с чуть смешным петушиным хохолком, с косо сидящими очками – Шостакович.
Е.Евтушенко